Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном. Страница 7

– Сегодня я пришел работать.

– С такими-то нежными руками?

Но Уилл давно усвоил привычку к тяжелому труду: он срубил в лесу немало деревьев и накосил немало сена на лугах.

Радж вручил ему гвоздодер, и в течение следующего получаса Уилл вскрывал ящики. Затем он вытаскивал из них руно. Затем подвешивал руно на крюк. Поначалу остальные рабочие молчали, испытывая неловкость в его присутствии, однако совместный физический труд не располагает к излишней деликатности. Здесь он был еще одной парой рук, и уже после первого взвешивания, когда Уилл полноценно включился в процесс, они забыли, кто он такой, и кричали ему «подавай!» или «готово!» с той же легкостью, с какой обращались друг к другу. Он же откликался – «подаю!» и «готово!» – так, будто занимался этим всю жизнь.

Когда у него начали гореть ладони, Уилл смазал их жиром и обмотал тряпками.

– По первости руно колется, как сотня ножичков, – пояснили ему.

Он продолжал работать наравне с другими, пока вся партия не была отправлена в мойку; а когда он попрощался и ушел, рабочие смогли сказать о новичке лишь одно: «Парень вроде как впрягся».

В последующие дни и недели Уилл выполнял любую работу, какая требовалась на любом из участков. В прядильном цехе женщины смеялись и заигрывали с новоявленным коллегой – и он отвечал им тем же, но при этом добросовестно просиживал всю смену за станком, мучаясь, допуская промахи и получая мелкие травмы. Вот в этом уже не было ничего нового: любая работа на фабрике оборачивалась для его рук порезами и ссадинами. Нить раз за разом рвалась, и он обнаруживал, что прядет лишь воздух, но к концу дня все же выдавал свою норму слишком толстой, неравномерной, низкокачественной пряжи.

– Иные начинали куда как хуже, – признала Клэри Райтон, а бойкая чернявая девушка, приставленная за ним следить, добавила:

– Для мужчины так прясть – это чистой воды чудо!

В сукновальне он надышался едкими испарениями из открытой бочки и натурально упал в обморок. Очнулся на полу, испытывая тошноту и нехватку воздуха, но, чуть продышавшись, посмеялся над собой и опознал парня, который помог ему выбраться во двор:

– Ты ведь брат Люка Смита, верно? Он все еще балуется рукоборьем?

Уилл знал, что крышка отнюдь не случайно была сдвинута с бочки в тот самый момент, когда он оказался поблизости; однако уже к концу рабочего дня отношения наладились настолько, что вечером он с подмастерьями запанибрата перекинулся в картишки и даже остался пусть в мизерном, но выигрыше.

В сушильне Уильяму пришлось гнуться в три погибели перед совсем еще мальчишками (но уже с мозолистыми руками), когда те учили его правильно растягивать сырую ткань, начиная с нижнего края рамы. На пару с Немым Грегом он катал туда-сюда тележки с шерстью. Он сливал едкие ферменты в огромные емкости. Он не чурался и таких малопочтенных занятий, как кормление осла или чистка отхожих мест.

С другой стороны, ему давали и весьма ответственные поручения, вроде встречи приехавшего из северных графств инженера. Он стоял рядом с северянином перед водяным колесом, весь обратившись в слух. Выяснялось, что существуют разные виды колес: подливные, верхнебойные, глубоко и низко погруженные. Уилл задал вопрос, потом еще один. Инженер отвечал сперва кратко, но затем все более подробно, замечая живой интерес и сообразительность юноши. Отвод рек и создание водохранилищ, расчет и управление потоком для бесперебойной подачи энергии, – все хитроумные изобретения, позволяющие человеку обуздать природу и с ее помощью многократно увеличить свои силы.

Когда инженер ушел в контору для беседы с Полом, Уильям остался у водяного колеса. Сунув руки в карманы, он сосредоточенно следил за потоком, представляя себе всю последовательность механических передач отсюда и до станков в цехах. Совсем забыв о времени, он вышел из этой задумчивости, лишь когда Пол хлопнул его по плечу со словами:

– Ты все еще здесь?

– А который час?

Получив ответ, он мигом развернулся и взял с места в карьер.

– Надо кое-кого повидать, – крикнул он, оглянувшись уже на бегу. – В «Красном льве».

Еще до конца этого месяца Уильям Беллмен успел поучаствовать почти в каждой операции, связанной с работой фабрики. Конечно, он не мог ткать и прясть так же качественно, как опытные ткачи и прядильщицы, но научился обращаться со всеми видами станков, выяснил, как они приводятся в действие и как обслуживаются, узнал о возможных неисправностях и способах их устранения. Он освоил все термины, как официальные, так и те, что были придуманы самими рабочими. Он изучил всю систему, все стадии процесса, взаимодействие всех подразделений. Он запомнил имена и лица всех фабричных, будь то начальник, мастер или подмастерье. И с каждым из них он хотя бы раз пообщался лицом к лицу, перемолвился хотя бы парой слов.

Лишь две фабричные профессии он не опробовал на своем опыте. Когда в стригальном цехе мистер Хэмлин – или мистер Гэмбин, ибо с виду они были как близнецы, – с насмешливой улыбкой протянул ему свое лезвие, Уильям смущенно покачал головой:

– Я знаю, это не так легко, как кажется, глядя на вас.

Пожалуй, из всех видов работ на фабрике для этой требовалась самая высокая квалификация, а ее некачественное выполнение могло нанести наибольший ущерб всему производству.

– Мне и за тридцать лет не научиться делать это, как вы, – сказал Уилл.

Кроме того, он ни разу не был допущен к работе в красильне.

С течением времени фабричные лучше узнали Уильяма, однако им по-прежнему было сложно определиться со своим отношением к нему. Он обучался в той же частной школе, что и Чарльз, и в его речи было еще больше от джентльмена, нежели в речах его дяди. Но когда он прижег запястье краем раскаленного прессовочного листа, с его уст легко посыпались выражения не менее сочные и крепкие, чем у простого сукновала. Сложности возникали и с тем, как к нему обращаться: некоторые называли его Уильямом, другие – мистером Уильямом. Сам же он как будто не придавал этому значения, с одинаковой готовностью откликаясь на любое обращение. Держался он ровно со всеми, улыбаясь и пожимая руку каждому встречному.

– Он ни с кем не задается и не важничает, – рассказывала восхищенная прядильщица своей сестре. – И он никогда не говорит с нами свысока. При всем том он не старается подлизаться к начальству.

Так к кому его следовало причислять: к простым работягам или к хозяевам? Уильям был загадкой, что верно, то верно, – однако с этой загадочностью все постепенно свыклись.

5

– Он в полном порядке, – говорил Пол его матери. – Знаешь, что сказал о нем Крейс из сушильного цеха? «Если только существует способ заставить солнце светить всю ночь напролет, обратитесь к юному Уильяму, и он этот способ отыщет».

Дора рассмеялась.

Полу нравилось передавать Доре хвалебные отзывы о ее сыне.

В тот день Уильям задержался в ризнице. Ждать его в церковном дворе было слишком холодно, и Дора перешла к задней стене церкви, где было пусть и не намного теплее, но хотя бы не задувал ветер, от которого уже начали ныть уши.

– Он не боится тяжелой работы. И на редкость быстро вникает в техническую сторону любого вопроса. Инженер назвал его очень толковым парнем. Думаю, он забрал бы его в свою службу, представься ему такой шанс.

– А что дальше, он перейдет на работу в контору?

– Нед Хэддон первое время нервничал по этому поводу. Он сразу смекнул, что я готовлю племянника не в рядовые суконщики, и начал опасаться за свою должность. Но лично я не представляю Уильяма просиживающим штаны за конторским столом, царапая бумагу с утра до вечера, – а ты? Ему нужно больше простора и разнообразия.

– Уильям передал мой рецепт фруктового кекса жене Неда Хэддона. Взамен они прислали нам корзину грецких орехов.

Пол улыбнулся:

– Он умеет ладить с людьми. И Нед сейчас уже не беспокоится.