Сезон гроз. Страница 9

– Геральт! Лови!

Он на лету подхватил брошенную клепку, увернулся от удара палкой, жахнул квадратного в голову, крутанулся, стукнул головореза в кожухе по локтю, головорез заорал и выпустил тесак. Ведьмак ударил его в сгиб колена и свалил, после чего скользнул мимо и шваркнул клепкой по виску. Не дожидаясь, пока головорез упадет, и не прерывая движения, снова вывернулся из-под палки квадратного, рубанул его по пальцам, сжимавшим дубье. Квадратный зарычал от боли и палку выпустил, а Геральт опять ударил его в ухо, потом по ребрам и в другое ухо. А потом пнул в пах, с размаху. Квадратный рухнул и сделался шарообразен, сворачиваясь, корчась и тычась лбом в землю.

Загорелый, самый быстрый и увертливый из троицы, затанцевал вокруг ведьмака. Умело перебрасывая нож из руки в руку, атаковал на полусогнутых, рубя накрест. Геральт легко избегал ударов, отступал, ждал, пока тот подшагнет слишком близко. А когда это случилось, размашистым ударом клепки отбил нож, пируэтом обошел нападавшего и приложил его по затылку. Поножовщик упал на колени, а ведьмак жахнул его в правую почку. Жахнутый завыл и выгнулся, и тогда ведьмак хряпнул его пониже уха, в нерв. Известный медикам как приушное сплетение.

– Ой-ёй, – сказал Геральт, стоя над вьющимся, хрипящим и задыхающимся от крика морячком. – Это, наверное, больно.

Головорез в кожухе вытянул из-за пояса топорик, однако не поднимался с коленей, не зная, что делать. Ведьмак развеял его сомнения, ударив клепкой по спине.

Улочкой, расталкивая толпившихся зевак, бежали челядники из городской стражи. Лютик утихомиривал их, ссылаясь на знакомства, горячо толковал, кто был напавшим, а кто действовал в пределах самообороны. Ведьмак жестом подозвал барда.

– Проследи, – сказал, – возьмут ли мерзавцев под стражу. Повлияй на кузена-инстигатора, чтобы их покрепче прижал. Они или сами имели отношение к покраже мечей, или же кто-то их нанял. Они знали, что я безоружен, поэтому отважились напасть. Клепку отдай бондарям.

– Мне эту клепку пришлось купить, – признался Лютик. – И пожалуй, я хорошо сделал. Как вижу, досочкой ты владеешь неплохо. Носить бы тебе ее постоянно.

– Я собрался к чародейке. Нанести визит. Мне что, идти с клепкой?

– Для чародейки, – скривился Лютик, – пригодилось бы что потяжелее, факт. Например, дубина. Один мой знакомый философ говаривал: идя к женщине, не забудь взять с собой…

– Лютик.

– Хорошо-хорошо, я объясню тебе, как попасть к магичке. Но сперва, если позволено мне будет присоветовать…

– Ну?

– Наведайся в баню. И нанеси визит цирюльнику.

Глава пятая

Берегись разочарований, ибо внешность обманчива. Такими, какими они кажутся, вещи являются редко. А женщины – никогда. Лютик. Полвека поэзии

Вода в бассейне фонтана забурлила и вскипела, разбрызгивая золотистые капельки. Литта Нейд, по прозвищу Коралл, вытянув руку, изрекла стабилизирующее заклинание. Вода сделалась гладкой, словно политой маслом, заиграла всполохами. Образ, сперва неявственный и туманный, обрел резкость, перестал колебаться и, пусть несколько искаженный движением воды, сделался вскоре отчетлив и понятен. Коралл наклонилась. Видела в воде Пряные ряды, главную улицу города. И шагавшего по улице беловолосого мужчину. Волшебница всматривалась. Наблюдала. Искала указаний. Каких-то подробностей. Деталей, которые позволили бы ей все оценить. И позволили бы предвидеть, что произойдет.

Насчет того, чем является настоящий мужчина, у Литты имелось устоявшееся мнение, сформированное годами опыта. Она сумела бы распознать настоящего мужчину в стаде более или менее удачных его имитаций. И по крайней мере ей не приходилось прибегать для этого к прямому физическому контакту, каковой метод проверки мужественности, к слову сказать, она, как и большинство чародеек, полагала не только тривиальным, но вдобавок неточным и сбивающим с толку. Как она удостоверилась в ходе многочисленных экспериментов, непосредственная дегустация, может, и является некой проверкой вкуса, однако послевкусие слишком уж часто оставляет дурное. И еще несварение. И изжогу. А случается, что и блевоту.

Литта умела распознавать настоящего мужчину даже на расстоянии, основываясь на малых и внешне неприметных признаках. Настоящий мужчина, уяснила чародейка, увлекается рыбалкой, но исключительно на мушку. Коллекционирует солдатиков, эротические рисунки и собственноручно изготовленные модели парусников в бутылках, а уж пустых бутылок от дорогих напитков в его доме хватает всегда. Он умеет хорошо готовить, ему удаются истинные шедевры кулинарного искусства. Ну и, говоря в целом, самый вид его уже пробуждает желание.

Ведьмак Геральт, о котором чародейка так много слыхала, о котором она собрала столько информации и которого, собственно, как раз наблюдала в воде бассейна, соответствовал, похоже, только одному из оных критериев.

– Мозаика!

– Я здесь, госпожа наставница.

– У нас ожидается гость. Чтобы все было готово – и на уровне. Но сперва принеси мне платье.

– Чайную розу? Или морскую воду?

– Белое. Он носит черное, так представим ему инь и ян. И туфельки, выбери что-нибудь под цвет, лишь бы каблук в четыре пальца. Не могу ему позволить смотреть на меня слишком уж свысока.

– Госпожа наставница… Это белое платье…

– Ну?

– Оно такое…

– Скромное? Без украшений и мишуры? Эх, Мозаика, Мозаика. Ты что же, никогда не научишься?

* * *

В дверях его молча приветствовал дородный и пузатый крепыш со сломанным носом и глазами маленькой свинки. Оглядел Геральта с ног до головы и еще раз, обратно. После чего отодвинулся, давая знак, что можно входить.

В сенях ждала девушка с гладко причесанными, почти прилизанными волосами. Без слова, одним лишь жестом, пригласила внутрь.

Он вошел – прямиком в украшенное цветами патио с журчавшим фонтаном посредине. В центре фонтана стояла небольшая мраморная статуя, изображавшая нагую танцующую девушку или даже скорее девочку, если принять во внимание слабо развитые вторичные половые признаки. Кроме того, что выдавала резец мастера, статуя обращала на себя внимание еще одной деталью – соединялась она с цоколем в одной-единственной точке: большим пальцем стопы. Никоим образом, оценил ведьмак, невозможно было бы стабилизировать подобную конструкцию без помощи магии.

– Геральт из Ривии. Приветствую. И – прошу.

Для того чтобы сойти за классическую красавицу, у чародейки Литты Нейд были слишком резкие черты. Розовый в оттенке теплого персика, коим тронуты были ее скулы, резкость эту сглаживал, но не скрывал. Подчеркнутые же коралловой помадой губы обладали абрисом настолько безупречным, что казались ненатуральными. Но главное даже не это.

Литта Нейд была рыжей. Рыжей классически и природно. Тонированная, светло-ржавая рыжина ее волос пробуждала мысли о летнем лисьем мехе. Если поймать рыжую лису и посадить ее подле Литты, обе – Геральт был в этом совершенно уверен – оказались бы одной, неотличимой масти. А когда чародейка поводила головой, посреди густо-красного зажигались оттенки более светлые, желтоватые, как и в лисьей шерсти. Подобного рода рыжину сопровождали обычно веснушки, и как правило – в изрядном количестве. Однако их-то как раз у Литты видно не было.

Геральт почуял беспокойство, позабытое и дремавшее, но вдруг пробудившееся где-то внутри. Была у него, ведьмака, странная и необъяснимая тяга к рыжеволосым, и пару раз именно подобная пигментация волос толкала его на совершение глупостей. Потому надлежало остеречься, ведьмак решил это для себя крепко-накрепко. Впрочем, задача его облегчалась. Как раз истекал год с тех пор, как подобные глупости перестали его искушать.

Эротически стимулирующая рыжина оказалась не единственным соблазнительным атрибутом чародейки. Снежно-белое платье было скромным, без эффектности, но и оно имело определенную цель – цель продуманную и, несомненно, преднамеренную. Скромность покроя не рассеивала внимание глядящего, концентрируя его на соблазнительной фигуре.